Алиса Гребенщикова — актриса и телеведущая, призер проекта «Ледниковый период», дочь легендарного Б.Г. Мы разговаривали в Гатчине в дни фестиваля «Литература и кино», где Алиса работала в жюри. Когда-то она мечтала быть журналистом, писала статьи в газете для подростков. А потом поступила на актерский факультет Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Окончив ее в 1999 году, поехала в Москву, чтобы работать во МХАТе им. Горького у Татьяны Дорониной. Студенткой-второкурсницей снялась в фильме Дмитрия Месхиева «Американка». Потом были «Водитель для Веры», «Вероника не придет», киноальманах «Москва, я люблю тебя», сериалы «Ундина» и «Кавалер морской звезды». Возможно, лучшая ее работа — в картине «Человек в футляре. Человек в пальто. Человек во фраке» Элины Суни. Оказалось, что и для Алисы она самая важная. — Вы производите впечатление свободного человека, а это не так-то просто для актрисы. Не привыкли ждать милостей от природы, берете инициативу в свои руки? — С одной стороны, жду, когда ко мне придет что-то интересное. Это касается кинематографических предложений. В сфере кино не могу ничего инициировать. В последнее время мое любимое определение по отношению к актерской профессии — медиум. Мне кажется правильным, когда режиссер выбирает актеров в качестве инструмента для выражения своих мыслей. А если актер придет и скажет: «Я хочу стать твоей мыслью», — то весьма странно. Нарушается привычный ход вещей. Не может же морковка сама решать — отправляться ей в суп или нет. Все-таки это должен делать повар. Про морковку и суп когда-то сказала Чулпан Хаматова в ответ на вопрос, интересен ли тот спектакль, в котором она занята. Мне так понравился ее ответ: «Как может морковка в супе оценить его вкус?». Я тоже считаю себя морковкой. С другой стороны, я свободный человек, поскольку увлечена литературой и в моих силах поделиться текстами интересных авторов с небольшой аудиторией. Могу устроить чтения в камерном зале человек на 50. Мой первый литературный опыт случился год назад. Я сделала композицию по рассказу Юрия Казакова. Я влюблена в его прозу, она мне кажется очень нежной и звенящей. Договорилась с арфисткой, и мы придумали музыкальное сопровождение. В тот момент я была сильно увлечена стихами петербургского поэта Али Кудряшовой. Мне показалось, что некоторые ее стихи могли быть написаны героиней рассказа Юрия Казакова. — Так вы еще и чтец? А ведь считается, что время литературных концертов ушло… — Не могу сказать, что я чтец. Просто делюсь тем, что люблю, как взрослая со взрослыми, при этом мой внутренний ребенок восторженно относится к детям, которые живут внутри других людей. В первый вечер я думала, что соберется исключительно женская аудитория. Но мои слушательницы пришли в сопровождении спутников. Мужчинам наш спектакль понравился, что для меня было полной неожиданностью. Я участвовала в Первом сельском фестивале, который проходил на «АрхФерме» в Тульской области. Удивительное место! Десять молодых архитекторов выкупили заброшенную ферму, привели ее в порядок сообразно своим представлениям о прекрасном. Там много арт-объектов. В середине июня организовали большой обед в полях на двести человек. А когда стало смеркаться, я стояла на косогоре — там очень красивый пруд, — вся в белом, а зрители расположились прямо на траве, напротив, на пригорочке. Между нами в низине — хор. У меня была композиция по стихам Блока о женской судьбе. Я расставила свечки… Так все красиво получилось! — Такое ощущение, что я разговариваю с человеком из другой эпохи. Сегодня в актерскую профессию люди идут за другим. — Мне кажется, что всегда был высок процент девушек, поступавших в театральные институты для того, чтобы ходить в красивых платьях. И некоторые из них становились очень известными артистками. Они взрослеют, но меня не оставляет ощущение, что пришли они в профессию ради того, чтобы нарядно одеваться. Но раз они красивые женщины, пусть ходят в красивых платьях, доставляют радость аудитории, желающей видеть красивых в красивом. — И все же почему вы пошли в актрисы? Могли бы стать кем-то еще. Наверняка росли интеллектуальной девушкой… — Я совершенно обычная девушка. Склоняюсь в глубоком реверансе перед теми людьми, которые служат искусству. У меня все гораздо проще. Хотя накануне выпуска спектакля мне сложно включиться в обыденную жизнь — я становлюсь потерянным человеком для быта. Но это небольшие отрезки времени. Я не смогла бы постоянно служить искусству и приносить жизнь на его алтарь. — Вам нужно разнообразие, выбор? — С одной стороны, у меня подвижная психика, с другой — я любознательный человек. Мне интересны самые разные вещи. Не случайно я работаю в телепрограмме «Хочу знать». Она удовлетворяет сжигающую меня изнутри потребность познания нового. Обидно, конечно, что знания в голове долго не задерживаются. Но у меня есть потребность в постоянном внутреннем обогащении. По счастью, так складывается жизнь, что у меня есть возможность искать что-то новое. Многие вещи ко мне сами приходят. Так было с передачей «Хочу знать». Михаил Александрович Ширвиндт мне позвонил и предложил работу в его программе. И в театре «Практика» я начала репетировать спектакль «Папа, я непременно должна сказать тебе что-то», но внутренне была готова к работе. Потом уже играла там в спектакле «Пиноккио» в постановке французского режиссера Жоэля Помра, после чего руководитель театра Эдуард Бояков предложил мне участие в поэтических спектаклях. — А как вам работалось у Татьяны Дорониной? — Молодому актеру необходимо учиться у старших коллег. С этой точки зрения в театре, которым управляет Татьяна Васильевна, масса возможностей. Когда я туда пришла в 1999 году, то застала самый первый выпуск Школы-студии Художественного театра. Константин Константинович Градополов вводил нас в старейший спектакль «Синяя птица», поставленный еще в 1908 году Станиславским. Декорации, костюмы — все было сделано по старым эскизам. Даже сценическое решение осталось тем же. Проработала я в театре чуть меньше двух сезонов. Когда я училась на третьем курсе, посмотрела там спектакль по пьесе Виктора Розова «Ее друзья». Я была «насмотренный» к тому времени человек. Но это единственный спектакль в моей жизни, когда я в первом акте заплакала, а весь второй акт прорыдала не останавливаясь. — Вы работаете на телевидении. Но ведь это конвейер? — Я делаю информационно-познавательные сюжеты. Кроме «Хочу знать» веду еще программу «Город для детей» на канале «Мать и дитя». Она о детском досуге в Москве. Я рассказываю о том, куда можно повести детей, что им показать. По счастью, судьба меня не искушает проектами, к которым отношусь с недоумением. Иногда думаю: зачем люди это делают и смотрят? Почему они так не любят себя, что участвуют в бездушных, неживых программах? Я работала в очень длинном 90-серийном фильме «Ундина». Его снимал Вадим Шмелев. Привожу его всем в пример. «Ундина» — долгоиграющая мелодрама для домохозяек. Это не лежало в сфере амбиций Вадима, это не то, что ему интересно в искусстве. Но он пытался делать все возможное, чтобы проект был интересен и ему, и артистам. Позже он снял «Код Апокалипсиса» с Анастасией Заворотнюк. Это неимоверный карьерный рывок. А все потому, что он честно делал свою работу. Не могу сказать, что не хочу никогда сниматься в сериалах. Помню, как Вадим прекрасно делал свою работу. Не скулил, не ныл, не жаловался на то, что судьба подбросила ему такую подлянку. А есть масса людей, к которым я прихожу на пробу, но ничего не складывается. Потому что не хочется связываться со строптивой артисткой, задающей много вопросов. А у меня есть такая особенность: я задаю много вопросов. — Судя по вашим рассказам, сегодня в актерской профессии можно проявиться, найти для себя что-то ценное… — Конечно. Только безынициативность и лень, свойственные актерам, оказывают на них губительное действие. — Ваш отец — музыкант. А вы чувствуете в себе музыкальные наклонности? — Нет. Но я очень люблю музыку. Мои бабушки были хорошо с ней знакомы, любили театр. Они образованные дамы. Мне до них далеко. Если бы мне всерьез предложили поучаствовать в проекте, где надо петь, я бы, наверное, не нашла в себе сил отказаться. Для меня как для артистки тело, его пластика интереснее, чем вокал. Это связано с тем, что я плохо владею голосом. — Духовная связь с родителями у вас существует? Насколько вы близки? — В какой-то момент я обнаружила, что мне с родственниками интереснее, чем с кем бы то ни было. Это касается моих родителей, дедушки, моего единокровного брата, с которым у нас один папа Борис. У нас с мамой, дедушкой и папой Димой, который меня воспитывал, сходное чувство юмора — немножко неожиданное, странноватое. Мы смеемся над шутками друг друга. Это нас духовно роднит. — Как вы воспитываете сына? — Личным примером. Мне нравится фраза: не воспитывайте своих детей, воспитывайте себя. А дети, глядя на тебя, сами воспитаются. Алеша у меня рано начал ходить в театр. Я далеко не самый доброжелательный зритель, весьма пристрастный. Не люблю неискренние спектакли, особенно для детей, не выношу фальши. И стараюсь, чтобы мой сын смотрел что-то интересное, чтобы у него формировался вкус, он ведь пока «чистый лист». Хочу, чтобы Алеша слушал хорошую музыку. «Полет шмеля» он уже узнает, пытается даже его изобразить. Он знает «Танец с саблями», «Танец маленьких лебедей». Пока у меня нет никакой системы, мы просто ходим в театры и музеи. — Вряд ли вы долго сидите на одном месте при вашей профессии. — Я так надолго не покидаю свою семью. Когда отсутствую неделю, мне кажется, что без меня рухнул дом, а мальчик вырос, повзрослел, что это другой человек и в голове у него что-то изменилось. Пока не родился сын, я много смотрела кино, ездила на фестивали. Мне важно было изучить каталог Московского кинофестиваля, чтобы успеть посмотреть три-четыре фильма в день. Много думала об увиденном, что-то даже записывала. А потом перестала смотреть кино. Просто стало некогда. — Чем вы сейчас занимаетесь? — Работаю только в театре. Съемки минимальны. Это отчасти мой выбор. Не хочется далеко уезжать. Хотя, конечно, съемки — это деньги. Вопрос в том, сколько тебе их требуется для жизнеобеспечения семьи. Пока я укладываюсь в прожиточный минимум. У меня нет острой финансовой необходимости соглашаться на все. — А вам много надо? — Совсем немного. Но есть сад, спортивные занятия у Алеши, все это надо оплачивать, плюс расходы на еду, коммунальные услуги. Накручивается. Своими прыжками по Москве пытаюсь все покрыть. Там сыграла спектакль, здесь почитала стихи, записала передачу. Раз — и как-то набирается. — Не мучаете себя непосильным трудом? — Пока удается, и мне нравится, что я хозяйка своей жизни и не завишу от работодателей. Знаю, если что-то захочу сделать, то сделаю, не с одними, так с кем-то другим. — Вы живете за городом? Так удобней? — Я очень люблю природу. Мне необходима тишина, время, чтобы побыть одной. Бывают такие редкие дни, когда я отвожу Алешу в сад, и мне надо ехать в Москву только во второй половине дня. Тогда успеваю погулять у реки. Для меня это острая необходимость. Кроме того, есть масса других факторов в пользу загородной жизни. Ребенку хорошо расти на свежем воздухе. Мы очень много с Алешей гуляем. Стараюсь так формировать свой график, чтобы не работать в выходные дни, когда сын не ходит в детский сад, чтобы мы могли заниматься друг другом. Если мы не едем в Москву развлекаться, что он очень любит, отправляемся в соседний дом отдыха, где можно покататься на лыжах, где есть каток и тюбинги. — Вы производите впечатление тургеневской барышни — образованной, но не кисейной, с сильным характером. — Нет, я не кисейная. Вся моя семья меня воспитывала и гуманитарная гимназия, где я училась. В ней работали учителя, преданные своему делу, не равнодушные, что особенно важно. Упор был на литературу, историю, языки. Одна бабушка постоянно водила меня в театр, так что я в какой-то момент даже возненавидела балет, но в итоге все пошло на пользу. Другая бабушка хорошо знала оперу. У нас хорошая семья. Меня очень любили мои родственники, им было интересно со мной позаниматься, куда-то сводить. Я была единственным ребенком, и вокруг меня вертелся весь мир. Так получилось. И продолжает вертеться, так как вся моя семья помогает мне уже и во взрослом возрасте. Мы все вместе. — Не приходится одной тянуть лямку? — У меня вообще нет ощущения, что я тяну какую-то лямку. Есть ощущение, что я фея Драже.
|
